Либеральные конституционные нормы

Во второй половине двадцатого века мир стал свидетелем нарастающего процесса перехода от авторитарных режимов и колониального правления к конституционной демократии практически во всех его уголках.

 

Этот процесс начался в конце 40?х годов в Германии, Японии, Индии, Пакистане и Израиле и продолжился спустя десятилетия в Греции, Португалии и Испании. В конце 80?х – начале 90?х годов он получил распространение в Центральной и Восточной Европе, за этим последовало падение ряда диктаторских режимов в странах Латинской Америки.

 

Неодинаковые механизмы перехода были определены различными конституционными традициями, наложившими на них отпечаток, такими как американские, британские, французские, а позднее и немецкие. На протяжении всего этого процесса имел место «экспорт» конституционных норм устоявшимися конституционными демократиями и их «импорт» в новые демократии. Некоторые из таких норм были несомненно либеральными, другие не очень. В данном разделе мы анализируем влияние трансплантации либеральных конституционных норм на распространение и укрепление либерального конституционализма. Достаточно ли простого импортирования таких норм для того, чтобы проложить дорогу либеральному конституционализму? Или же для их успешной трансплантации должны иметь место или впоследствии развиваться определенные предпосылки? Может ли импортирование либеральных конституционных норм оказать значительное воздействие, независимо от текущего импортирования нелиберальных конституционных норм, основанных на коммунитарных ценностях, задачах общественного благоденствия или этноцентрических концепциях гражданства? Всесторонняя оценка экспортного потенциала либерального конституционализма сопряжена с трудностями.

 

Основная проблема заключается в отсутствии согласия по вопросу о том, что такое либерализм. Еще меньше согласия относительно того, какие права или ценности являются либеральными и что понимается под либеральной интерпретацией или применением фундаментальных конституционных прав. Ярлык «либерала» приклеился к философам, придерживающимся различных взглядов, таким как Джон Локк, Бенджамин Констант, Джон Стюарт Милль и Джон Роулз. Более того, даже наиболее либеральные демократии, например Франция или Соединенные Штаты Америки, принимали нелиберальные конституционные нормы либо интерпретировали либеральные нормы нелиберальным образом. И наконец, либерализм в большей степени определяется его борьбой с нелиберализмом, чем набором устоявшихся характеристик. Принимая во внимание данные трудности, в своем исследовании мы ограничимся рассмотрением права на свободу слова, которое является базовым во всех толкованиях либерализма. Более того, нелиберализм во всех своих проявлениях в конечном итоге направлен на подавление или значительное свертывание данного права. Мы даем оценку развития заимствованного права на свободу слова в Венгрии, рассматривая ее в качестве примера страны, в недавнем прошлом совершившей переход от авторитаризма к конституционной демократии.

 

Во втором разделе предлагается краткий анализ основных черт либерализма, места свободы слова в системе либерализма, динамики отношений между либерализмом и нелиберализмом. В третьем разделе рассматриваются ключевые аспекты доктрины свободы слова в США и Германии – двух странах, оказавших значительное воздействие на посткоммунистическую Венгрию, хотя первая из них и является более либеральной, чем последняя. В четвертом разделе дается критическая оценка судебной практики в Венгрии с 1989 года применительно к свободе слова с упором на высказывания на почве нетерпимости, диффамацию государственных должностных лиц и пренебрежительное отношение к государственной символике. Наконец, в пятом разделе рассматривается вопрос о том, могут ли быть вообще сделаны какие?либо общие выводы применительно к заимствованию Венгрией права на свободу слова. Вопрос заключается в том, зависят ли результаты его трансплантации в большей степени от природы этого права и/ или от подхода к данному заимствованному праву, или же от контекстуально обусловленных факторов, связанных с условиями в импортирующей стране.

Базисный либерализм

Как с методологической, так и с идеологической точек зрения, основу либерализма представляет индивидуализм. С методологической точки зрения, это заключается в том, что индивидуум является мерой всех социальных и политических явлений. С идеологической – в том, что справедливость и различные блага в конечном итоге оцениваются с точки зрения индивидуума. Например, если определенное религиозное учение требует коллективного отправления ритуалов и молитв, то потребности такого культа могут быть удовлетворены либо посредством коллективных прав, распространяемых на соответствующую религиозную общину, либо на основе индивидуальных прав на свободу вероисповедания, отправления религиозных обрядов и собраний. Человек либеральных убеждений представляет свободу вероисповедания именно согласно последней интерпретации и дает толкование данных прав как индивидуальных по своей природе всякий раз, когда они однозначно не обозначены как коллективные. В рамках либерализма нет согласия по поводу законно обоснованных контуров основополагающих индивидуальных прав.

 

Например, либералы?либертарианцы считают, что формального равенства достаточно для обеспечения индивидуальной автономии для всех, тогда как либералы?эгалитаристы доказывают, что для обеспечения существенной автономии необходима гарантия минимальных прав на социальное обеспечение.

 

Все либеральные теории объединяет общий взгляд на базовые императивы свободы слова, единственное же различие касается их допустимых пределов. Более того, такая схожесть в подходах к правам, связанным со свободой слова, намного повышает значимость акцента на этих правах всякий раз, когда разговор идет об оценке импортирования либеральных конституционных прав в ранее авторитарные формы правления.

 

Если анализу других либеральных прав могут помешать внутрилиберальные противоречия, то при рассмотрении свободы слова такая опасность существенно снижается. Джон Стюарт Милль защищал расширительный подход к пониманию свободы слова, исходя из своего убеждения в том, что свободный обмен идеями способствует выявлению истины, а истина нацелена на предоставление наибольшего блага наибольшему количеству людей. Раскрытие истины – постепенный эмпирический процесс, основанный на свободном обсуждении любых идей, включая и те, которые в конечном итоге могут оказаться неверными. В соответствии с данным оптимистическим и прогрессивным взглядом слово в чистом виде никогда не является самоцелью и всегда приносит больше добра, чем зла: даже доказанная ложь заставляет защитников истины оттачивать и улучшать ее формулировку и избегать расплывчатости при условии, что это не подстрекает к насилию. До тех пор пока слово ведет к продолжению диалога, а не призывает к насильственным действиям, например «слова, призывающие к боевым действиям», или прямые призывы к насилию, оно будет приносить больше пользы, чем вреда.

 

Таким образом, миллианский либерализм призывал к тому, что позднее станет известно как «свободный рынок идей». Судья Оливер Уэнделл Холмс разделял убеждение Милля в том, что подавление свободы слова принесет скорее больше вреда, чем пользы, руководствуясь при этом совершенно другим аргументом. Если Милль был уверен в поступательном ходе прогресса, то Холмс скептически относился к постепенному проявлению истины. Тем не менее Холмс был непоколебимым сторонником концепции свободного рынка идей, поскольку он опасался, что в отсутствие надежных критериев, позволяющих отличать истину от лжи, регулирование правительством свободы слова почти неизбежно принесет больше вреда, чем пользы. Короче говоря, миллианские оптимисты и холмсианские пессимисты твердо убеждены в том, что необходимо обеспечить защиту расширенных прав на свободу слова и это принесет наибольшую пользу наибольшему количеству людей.

 

Либерализм формулирует базовое представление о надлежащем объеме права на свободу слова: правительство должно воздерживаться от регулирования и наказания за любые формы выражения мнений, за исключением тех, которые призывают к насилию. Эта базовая концепция может быть поддержана по различным причинам в зависимости от конкретных направлений либерализма, и некоторым из них, например эгалитарному направлению, возможно, потребуется дополнительная защита для уравновешивания соперничающих голосов, которые борются за то, чтобы быть представленными на рынке идей. Тем не менее все течения либерализма сходятся в том, что в их основе лежит идея права на свободу слова, несмотря на возможные различия в нюансах. Наконец, либерализм является не только философией и идеологией, но и движением. В качестве движения либерализм находится в состоянии борьбы с нелиберализмом, то есть он противостоит всем разновидностям философий, идеологий, традиций и институтов, принципы которых несовместимы с либерализмом. Очевидно, что тоталитарные и авторитарные режимы нелиберальны и что для борьбы либерализма с ними может даже потребоваться революция. Нелиберализм, однако, не является свойством исключительно таких режимов. На самом деле, даже либеральные демократии склонны быть до некоторой степени нелиберальными. Например, во многих либеральных демократиях не предоставляются равные права женщинам или определенные права гомосексуалистам. К тому же некоторые либеральные демократии придерживаются определенных республиканских, патерналистских или коммунитарных норм, которые по своей сути нелиберальны. При многих формах правления, включая либеральные демократии, идет непрекращающаяся борьба между либерализмом и определенными проявлениями нелиберализма. Эта борьба порождает динамику, в соответствии с которой либерализм в качестве движения не только отстаивает нечто, но и выступает против определенных нелиберальных ограничений, которые препятствуют полному раскрытию либерализма. Хотя либерализм часто преодолевает эти нелиберальные ограничения, стоящие у него на пути, может случиться и так, что нелиберальные ограничения станут настолько существенными, что заставят либерализм отступить. Имеется множество примеров поступательного движения либерализма и расширения сферы применения его принципов, когда государства, в которых либеральные права были первоначально закреплены применительно исключительно к гетеросексуальным мужчинам, распространили их как на женщин, так и на гомосексуалистов. Но даже в таких либеральных демократиях, как США, произошел некоторый отход назад в отношении определенных либеральных прав, таких, например, как право на аборт, которое было конституционно закреплено в 1973 году, и вполне возможно, что они будут еще больше ограничены или даже фактически отменены в будущем.

 

Динамика взаимоотношений между либерализмом и нелиберализмом важна для оценки импорта и экспорта либеральных конституционных норм. С точки зрения импортирования, успех или неуспех имплантации или адаптации необязательно объяснять тем, насколько широка база либерализма в импортирующих или экспортирующих странах. В ситуации, когда импортирующая страна только освободилась от авторитарного правления, наилучшим индикатором будет то, насколько существенно либеральная конституционная норма расширяет базу либерализма в импортирующей стране.

Либерализм и доктрина свободы слова в США и Германии

Хотя судебная практика в США применительно к свободе слова более либеральна, чем ее немецкий аналог, обе системы обеспечивают существенную защиту свободы слова и прессы и, таким образом, соответствуют требованиям либерального общества. Свобода слова в США является оптимальным примером либерального права, которое в качестве первостепенного права среди американского созвездия конституционных прав является как отправным пунктом, так и наиважнейшим символом всего наиболее либерального в либеральных обществах. В отличие от США, свобода слова в Германии определенно менее либеральна.

 

Свобода слова не является важнейшей ценностью в Германии, где считается, что должен соблюдаться паритет между свободой слова и другими правами в случае возникновения между ними противоречий. Более того, либерализм является лишь одним из нескольких нормативных стержней, лежащих в основе конституционного строя ФРГ. Так, например, либеральные цели должны соответствовать целям, вытекающим из принципа со циальной справедливости, который закреплен в статье 20 Конституции. И для толкования свободы выражения мнений, возможно, потребуется привести либеральные цели в соответствие с целями социальной справедливости. В соответствии с миллианской и холмсианской концепциями либерализма широкое понимание права на свободу слова является первостепенным для достижения индивидуальной автономии как для (общественного) гражданина, так и для частного лица.

 

Гражданин получает независимость путем демократического самоуправления и поэтому нуждается в расширенных правах на свободу политических высказываний. В то же время частное лицо нуждается в пространстве для создания среды индивидуальной автономии, дающей ему практически полную свободу самореализации, что предполагает расширенные права на свободу высказываний неполитического характера, включая свободу художественного творчества, научных исследований, отправления религиозных обрядов и т. д. С точки зрения либерализма, с его верой в рациональные возможности индивидуума и склонностью к предусмотрительной заботе о личной выгоде, наилучшим способом оптимизации свободы высказываний политического и неполитического характера является обеспечение интенсивного свободного рынка идей.

 

Предполагалось, что предсказанный Адамом Смитом свободный экономический рынок, с которого скопирован рынок идей, направит заботу о личной выгоде и индивидуальные устремления практического свойства на экономическое благо для всех. Аналогичным образом предполагается, по крайней мере, согласно миллианской концепции, что рынок идей приведет к торжеству наилучших идей посредством открытого обмена ими и свободного обсуждения всех идей. Более того, так же как свободный экономический рынок не может быть совершенно нерегулируемым, поскольку, например, он не может функционировать надлежащим образом при наличии явно выраженных монополий, так и рынок идей не может мириться с полной свободой всевозможных высказываний.

 

В соответствии с либеральными постулатами об индивидуальности, рациональности и коллективном взаимодействии с идеями, должно иметь место свободное выражение всех идей при условии, что они не будут несправедливым образом препятствовать последующим высказываниям. Необходимо, в частности, обеспечить защиту всем высказываниям, за исключением тех, которые призывают к насилию или представляют «явную и непосредственную угрозу». Американская доктрина свободы слова всецело соответствует этому либеральному канону и поэтому служит настоящей моделью конституционного либерализма. Американская свобода слова предоставляет, в частности, намного большую защиту высказываниям на почве нетерпимости.

 

В отличие от других основных конституционных демократий, в США налагается запрет лишь на такие высказывания, вызванные нетерпимостью, которые «призывают к насильственным действиям», тогда как в других демократиях может быть наложен запрет и на высказывания, которые «призывают к ненависти» на расовой, этнической, религиозной и т. д. почве. Кроме того, американская свобода слова предоставляет значительную защищенность диффамации государственных должностных лиц и запрещает уголовное преследование за осквернение национальной символики, такое как сожжение американского флага в знак политического протеста. Хотя защита высказываний политического характера в Германии значительна, как и довольно значительна защита высказываний неполитического свойства, которая имеет в последние годы тенденцию к расширению6, она далека от того либерального идеала, который почитается в США. Данное различие существует в силу множества разных причин. Во?первых, имеются значительные различия в текстах конституций этих двух государств. Первая поправка к Конституции США сформулирована таким образом, что не допускает разночтений, а именно: «Конгресс не должен принимать законы… ограничивающие свободу слова или прессы…».

 

В отличие от нее, статья 5 Основного закона Германии, обеспечивающая права на свободу слова, устанавливает четко сформулированные ограничения. Так, в абзаце 2 статьи 5 предусматривается, что право на свободу слова ограничивается «законодательными положениями об охране молодежи и правом, обеспечивающим уважение к личности». Во?вторых, в Основном законе Германии установлена иерархия конституционных ценностей, в соответствии с которой необходимо интерпретировать и согласовывать все права. Основным из этих прав является достоинство человека, закрепленное в статье 1; другие в дополнение к принципам, упомянутым в абзаце 2 статьи 5, включают социальную справедливость, воинствующую демократию и право на «свободное развитие личности». Для того чтобы соответствовать данным ценностям, может потребоваться отход от либеральных идеалов. Например, хотя достоинство и предполагает автономию, оно не может быть ограничено либеральной автономией. Соответственно, групповая диффамация, направленная против представителей исторически оказавшегося в невыгодном положении меньшинства, которая не приравнивается к призыву к насилию или не представляет собой какую?либо «явную и непосредственную угрозу», может не нарушать стандартов либеральной автономии, но при этом будет вступать в противоречие со стандартами достоинства личности, принятыми в современной Германии. В?третьих, имеются исторические, культурные и иные контекстуально обусловленные различия между Германией и США, что нашло свое отражение в соответствующей судебной практике применительно к свободе слова и до некоторой степени объясняет менее либеральные принципы в Германии.

 

Возможно, наиболее значительные из этих различий обусловлены тем травматическим опытом, который был получен Германией в результате нацистского тоталитаризма прошлого века. Доктрина свободы слова в Германии почти не допускает толерантности в отношении антисемитских высказываний, в отличие от полной терпимости к подобным речам в рамках американской доктрины свободы слова. В соответствии с либеральной идеологией, контроль над высказываниями в духе иррационального антисемитизма лучше всего осуществляется через изобличение и рациональное опровержение. Однако с учетом последствий Холокоста можно оправдать и убеждение немцев в том, что либеральной доктрины свободы слова может быть недостаточно для предотвращения возрождения экстремизма в их государстве. Данные различия в судебной практике Германии и США применительно к свободе слова можно наглядно проиллюстрировать на разнице в подходах, на основе которых эти два государства решают те три проблемы, на которые мы обращаем первостепенное внимание.

 

В дополнение к различиям в регулировании высказываний на почве нетерпимости Германия, в отличие от США, предоставляет гораздо меньшую защиту при диффамации публичных лиц. Наконец, хотя в судебной практике обеих стран в отношении осквернения национального флага достигнуты сходные результаты, немецкая доктрина предоставляет бóльшую защиту национальной символике. Очевидно, что американская доктрина свободы слова является более либеральной, чем ее немецкий аналог. Но означает ли это также то, что Америка является более либеральной в относительном значении, а именно в значении борьбы либерализма против нелиберализма? Возможно, что с учетом своего авторитарного прошлого и более укоренившегося нелиберализма Германия, скорее всего, не станет более либеральной в абсолютном понимании на основе принципа невмешательства государства. Согласно Карлу Попперу, «парадокс толерантности» заключается в том, что при терпимости к нетерпимым, последние, скорее всего, будут одерживать верх.

 

Парадоксально, но антилиберализм по отношению к авторитаризму может оказаться более эффективным оружием в борьбе либерализма с нелиберализмом в бывших авторитарных государствах, таких как Германия или Венгрия. Германия может стать такой же либеральной, как США, несмотря на то что в ней не полностью следуют принципу невмешательства государства в область свободы слова, практикуемому в США. И это, очевидно, будет иметь далеко идущие последствия для оценки «импортирования» либеральных конституционных норм в бывших авторитарных государствах. Для лучшего понимания того, какие это может иметь результаты, давайте обратимся к тому, как Германия и США обеспечивают контроль над высказываниями на почве нетерпимости, диффамацией публичных лиц и осквернением национальной символики. а) Высказывания на почве нетерпимости Соединенные Штаты Америки.

 

Нынешняя формула высказывания на почве нетерпимости в качестве «призыва к насильственным действиям» была дана Верховным судом США в деле Бранденбург против штата Огайо. Кроме того, два следующих дела послужили типичным примером американского подхода к высказываниям на почве нетерпимости. В первом деле рассматривался марш неонацистов, одетых в эсэсовскую форму со свастикой, который предполагалось провести в г. Скоки – пригороде Чикаго, где проживает значительное количество жертв Холокоста. Совершенно очевидно, что этот марш предполагался для разжигания ненависти к евреям, но суды отменили действия муниципальных властей по запрещению марша в качестве неконституционных на основе решения о том, что такой марш сам по себе не является призывом к насильственным действиям. Второе дело известно как дело Роберт А. Виктор (Р. А. В.) против г. Сейнт?Пол, в рамках которого рассматривался случай сожжения белыми экстремистами креста (акция, которая неразрывно связывается с практикой Ку?Клукс?Клана – одной из наиболее опасных и жестоких организаций, объединяющих сторонников господства белых) на лужайке перед домом афроамериканской семьи.

 

Постановление муниципального органа, которое криминализировало данное деяние, потому что оно побуждало к ненависти на расовой почве, было признано неконституционным, поскольку, в числе прочего, это деяние не подпадало под категорию «призыва к насильственным действиям». Это решение было подтверждено во время последующего дела Штат Вирджиния против Блэка о сожжении креста, когда суд подробно рассмотрел роль сожжения креста в контексте истории Ку?Клукс Клана и отметил, что оно использовалось для устрашения чернокожих, за которым часто следовали насильственные действия, приводившие к серьезным увечьям или смерти. Но суд установил, что такое устрашение является наказуемым с конституционной точки зрения только в случае, если человек, передающий запугивающее сообщение, намеревается вызвать «у жертвы страх телесного повреждения или смерти». Соответственно, сожжение креста не может быть полностью запрещено, так как оно иногда может совершаться для укрепления идеологии господства белых среди ку?клукс?клановцев или просто для того, чтобы оскорбить, разозлить или унизить чернокожих, а не вселять в них страх смерти.

 

С точки зрения либерализма в абсолютном значении, дела Скоки, Р. А. В. и Блэка являются равнозначными. Однако, с точки зрения борьбы либерализма с нелиберализмом, первое из этих дел существенно отличается от двух других в контекстуальном плане. Неонацисты, стремившиеся пройти маршем в Скоки, представляли собой незначительную маргинализированную группу, неспособную оказывать существенное влияние на общественное мнение. Вне сомнения, подавление их выступления, а не терпимость к нему, сыграло бы им в большей степени на руку. Соединение вредоносного неонацистского послания с практически полным отсутствием его воздействия на тех, кому оно предназначалось, стало почти идеальным примером огромных преимуществ расширенных прав свободы слова.

 

Однако обстановка, окружавшая два дела о сожжении креста, была абсолютно иной. Из?за широкого распространения расизма, длительной истории подавления и насилия в отношении чернокожего населения в США и пугающих ассоциаций, возникающих в связи с сожжением креста, случаи Р. А. В. и Блэка не могут быть приравнены к делу Скоки. В отличие от неонацистского послания, которое в основном осталось неуслышанным, сожжение креста в деле Р. А. В. предназначалось для устрашения чернокожих, принадлежащих к среднему классу, которые переселялись в районы со смешанным населением, изначально всецело населенные белыми. Хотя, без сомнения, большинство белых находят сожжение креста отвратительным, значительное их число по?прежнему высказываются против расовой интеграции жилых кварталов. Поэтому они могли не соглашаться с подачей послания в виде сожжения креста, но не с самим его содержанием. Следовательно, разрешение сожжения креста может скорее затормозить ход борьбы либерализма с расовым нелиберализмом, чем ей способствовать. Германия. Как отмечалось выше, в Германии свобода слова должна быть сбалансирована с другими правами и трактуется с учетом комплекса ценностей, закрепленных на конституционном уровне. В случае высказываний на основе нетерпимости в США приоритет отдается свободе слова, выступающего при условии, что он не призывает к насилию, в то время как в Германии свобода слова, выступающего оценивается в контексте права на честь и достоинство тех, против кого направлены высказывания на основе нетерпимости. Это можно проиллюстрировать на примере дела 1994 года об отрицании Холокоста, когда правые экстремисты опосредованно оспаривали конституционность закона, запрещающего отрицание Холокоста. Федеральный конституционный суд Германии подтвердил конституционность оспариваемого запрета, среди прочего и на том основании, что отрицание Холокоста лишает немецких евреев их индивидуальной и коллективной идентичности и достоинства и что оно угрожает подорвать моральное обязательство всего остального населения обеспечить социальные и политические условия, в которых евреи и еврейское сообщество могли бы ощущать себя составным элементом общества.

 

В соответствии с немецким законодательством и на основе конституционной нормы о «разжигании ненависти» может наступить уголовная ответственность за такого рода подстрекательство и посягательство на честь и достоинство отдельных лиц или групп на почве национальной, расовой, религиозной или этнической нетерпимости. Диффамация группы лиц или отдельных индивидов на основе их групповой принадлежности представляет собой очевидное оскорбление, наносимое чести и достоинству потерпевшей стороны и интересам личности. Соответственно, представляется, что норма в отношении «разжигания вражды» идеально соответствует нацеленности Основного закона Германии на поддержание надлежащего баланса между свободой слова, с одной стороны, и достоинством индивида или группы – с другой. С учетом того, что принципы уважения к достоинству личности и групповой идентичности требуют ограничения права на свободу слова, очевидно, что концепция свободы слова в Германии, несомненно, менее либеральна в абсолютных значениях, чем ее американский аналог. И действительно, имеются внутренние противоречия между задачами коммунитарного характера и либерализмом, и, как только что указывалось выше, цели защиты чести и достоинства только отчасти совместимы с либеральными.

 

Однако в контексте борьбы между либерализмом и нелиберализмом данная картина менее ясна. Безусловно, дело об отрицании Холокоста предполагает защиту достоинства и интересов коллективной идентичности, которые по своей сути не являются либеральными. Однако с учетом исторического опыта евреев во времена Третьего Рейха и опасений о возврате авторитаризма нетерпимость к отрицанию Холокоста представляется полностью оправданной в качестве неотъемлемого элемента борьбы либерализма с нелиберализмом в Германии. б) Диффамация публичных лиц Соединенные Штаты Америки. Исходя из нормы, сформулированной в деле «Нью?Йорк Таймс» против Салливана, в США обеспечивается защита опубликованных в прессе лживых и диффамационных заявлений, направленных против публичных лиц, если только они сделаны не со «злым умыслом, установленным по фактическим обстоятельствам дела», а именно с «безрассудным пренебрежением» к вопросу о ложности или истинности информации. В своем знаменитом постановлении Суд подчеркнул, что «обсуждение общественно значимых вопросов должно быть свободным, здоровым и открытым». Нельзя ссылаться на уважение к чести, достоинству и неприкосновенности государственных должностных лиц для того, чтобы ограничить общественно значимые дискуссии.

 

Кроме того, тот факт, что злонамеренно лживые утверждения находятся за пределами конституционной защиты, имеет меньшее отношение к вовлеченному должностному лицу, чем факт того, что злонамеренно лживые утверждения ни в коей мере не способствуют развитию общественно значимых дискуссий. Правило, сформулированное в деле «Нью?Йорк Таймс» против Салливана и дополненное аналогичными правилами в отношении публичных лиц в иных ситуациях, включая грубую и унизительную пародию на религиозного проповедника, часто появляющегося в средствах массовой информации страны и вызывающего противоречивые оценки, несомненно, соответствует либеральному идеалу. Гарантируется максимальная свобода высказываний, а права на автономию публичного лица вполне справедливо ограничиваются с учетом того, что такие лица обладают средствами, недоступными частным лицам, включая широкий доступ к средствам массовой информации для изложения своих взглядов. Германия. Конституционная защита в случае диффамации публичных лиц в Германии более ограничена, чем в США.

 

Это очевидно на примере дела Мефисто, решение по которому было принято спустя несколько лет после дела «Нью?Йорк Таймс» против Салливана. В рамках дела рассматривался сатирический роман, в основу которого легла успешная карьера беспринципного актера времен Третьего Рейха. Актер к этому времени уже умер, но его наследники добились вынесения судебного предписания о запрете распространения романа на том основании, что роман порочил его доброе имя и память. Федеральный конституционный суд Германии постановил, что обсуждаемое постановление не нарушает права на свободу слова создателя романа. В 1980?е и 1990?е годы Федеральный конституционный суд Германии отошел от уважительной позиции, занятой им в деле Мефисто, и начал придавать все большее значение вопросам свободы слова, гармонично уравновешиваемым другими конституционными правами и ценностями. Так, в 1982 году рассматривалось дело о клевете во время избирательной кампании, когда в ходе предвыборной борьбы кандидат от одной из двух основных политических партий Германии обличал другую партию в качестве неонацистской. Федеральный конституционный суд Германии характеризовал данный оговор как выражение мнения по общественно значимому вопросу, а не как лживое фактологическое утверждение, и отметил, что утверждения с изложением мнений по общественно значимым вопросам обеспечиваются почти неограниченной защитой.

 

Однако, несмотря на эту растущую защиту свободы слова, Федеральный конституционный суд Германии не достиг уровня либерализма Верховного суда США. И действительно, в деле о политической сатире на основе фактов, напоминающих дело о журнале «Хастлер», Федеральный конституционный суд Германии пришел к выводу о том, что пародия, изображающая известного немецкого политика с правыми взглядами Франца?Йозефа Штрауса в виде свиньи, совокупляющейся с другой свиньей в судейской мантии, не является случаем, который находится под защитой положения о свободе выражения мнений, хотя это и был пример художественного самовыражения. Решение было принято на основании того, что изображенный в грубой форме Штраус лишился своего права на уважение чести и достоинства.

 

Таким образом, в данном случае интересы защиты достоинства перевесили интересы защиты свободы художественного самовыражения. На основе рассмотренного выше состояния немецкой юриспруденции применительно к случаям диффамации публичных лиц можно сформулировать два кратких наблюдения.

 

Первое заключается в том, что тенденцию к либерализации, возникшую в 1980?е годы и получившую развитие в 1990?е годы, можно достоверно трактовать таким образом, что чем дальше бывшее авторитарное государство уходит от своего авторитарного прошлого, тем легче может происходить процесс либерализации его судебной практики относительно свободы слова. Второе наблюдение не связано с первым и заключается в том, что в контексте борьбы либерализма с нелиберализмом меньшая толерантность к диффамации публичных лиц, возможно, может способствовать тенденции к большему либерализму, а не препятствовать ей. Хотя и нет четко сформулированного ответа на этот вопрос, необходимо отметить, что могут сложиться такие обстоятельства, когда хорошо отрежиссированная приверженцами идеи возвращения авторитаризма злобная клеветническая пропаганда против политических лидеров, приверженных либеральной демократии, может служить делу нелиберализма. В данном случае лишение такого рода диффамации конституционной защиты может служить делу борьбы с нелиберализмом.